клуб владельцев автомобилей KIA SPECTRA
Добрый день, дорогие братья-автомобилисты и собратья-пешеходы! Добрый день всем российским автомобилистам - самой социально активной части общества, самой организованной и способной к действиям! С вами в эфире программа «Автоликбез» и ее ведущий Юрий Гейко. Я не мог не написать этих заметок. Кто-то скажет: подумаешь, новость! Уже давным-давно вся страна знает, что и «Москвичу», и заводу – кранты. Да, я знал об этом почти что раньше всех. Я предсказал смерть завода в статье в «Комсомольской правде» за два с половиной года до того, как она наступила. Судился из-за этого с его директором. Но я никогда и никому не рассказывал всей этой истории. И сейчас понял – я должен, я просто обязан с АЗЛК попрощаться, ведь он - это моя молодость. Кое-что я взял из дневниковых записей, итак… *** 1973 год, ноябрь. - Жизнь человека – случай. И соткана она вся из случаев: недавно встретил у метро Ленку из институтской группы, поболтали. Рассказал ей, что уже два месяца нахожусь после армии в поисках работы, есть пара вариантов с «почтовым ящиком», это оборонные предприятия так назывались, там зарплата от 120 начинается. А если дико повезет и возьмут военпредом, то вообще под 200. Оказывается, она работает на АЗЛК, инженером-исследователем бюро кузовов. Говорит, работа интересная, но мало платят. Еще бы за интересную работу, да и платили много. Думал всего один вечер: поскольку автомобили меня привлекали всегда, а собственный светит только в далеком светлом будущем, то хоть на казенных поезжу – поздравьте, с сегодняшнего дня я – инженер-исследователь бюро кузовов АЗЛК с окладом 95 рэ. А что – на кино хватит, а на большее мне пока и не надо. *** - Прямо напротив главной проходной завода – электронное табло, на котором светящимися точками обозначена трасса наших раллистов с супермарафоне Лондон-Мехико, где «Москвичи» сотворили сенсацию, заняв третье командное место. Сейчас они плывут через океан в Южную Америку – все четыре «Москвича»! Ни один не сошел!! И тут же переливающаяся цифра – «78», это количество стран, в которые экспортируются наши «Москвичи». Как здорово, что я пришел работать именно на АЗЛК! *** - Каждый рабочий день записываю в специальном блокнотике количество минут, которые я действительно работал, выполнял какое-нибудь задание шефа. Вчера было 20. Рекорд за два месяца моей работы здесь – 3,5 часа… Оказывается, чтобы вступить в партию нам, инженерам, надо стоять в очереди несколько лет. Потому что есть такое указание – на десятерых рабочих, членов КПСС, должно быть не больше одного партийного инженера. А без партии карьеру не сделаешь. *** - Нас, ИТээРов-непроизводственников, кидают по цехам, как рабов на плантациях – месяц отработал в три смены в прессовом, штамповщиком. Грохот жутчайший, пресс громадный, в три этажа, при работе его стотонная верхушка слегка покачивается, а на ней, небрежно сдутая газосваркой, проглядывает фашистская свастика – до сих пор, гад, работает! Но работать так, как хочется, не получается – конвейер же. К концу смены так ухандакиваюсь, что уже третий раз просыпаю свою станцию метро. Приходится брать такси, приезжаю домой и чувствую в себе только два желания: врезать стакан портвейна и в койку, какие книжки, какие высокие материи - как я понимаю теперь рабочий класс!.. *** - Завтра нас, человек 30 инженеров-исследователей, бросают на хронометраж, в ночную смену, в цех шасси. Что такое хронометраж? А вот не выполняет какой-нибудь цех план, и начальник его утром на планерке объясняется, что, мол, не вовремя завезли то-то и то-то, не хватает рабочих там-то и там-то – объективные, мол, у меня причины. А директор завода Коломников по прозвищу «Колыма» в ответ приказ – подвергнуть цех шасси хронометражу! Это когда к каждому рабочему прикрепляется по инженеру с секундомером и специальным бланком с графами: работал, курил, отсутствовал, получал инструмент, менял резец, налаживал станок. И на следующее утро вариант бывает только один – сто двадцать процентов плана! Сто сорок!! И Колыма гремит на планерке на начальника цеха: «Плохому танцору, знаешь, что мешает!?.» *** - Теперь я знаю, почему тормозные огни у «Москвича-412» мигают, когда тормозишь. Потому что тормозные барабаны овальные! А почему они овальные, я узнал вчера ночью, когда цех шасси хронометрировали. Попал я классно - на японскую линию тормозных барабанов. Поначалу смотрел на нее, как на чудо, как приключенческий фильм! Все мигает, движется, людей не видно – сплошная автоматика. На выходе блестящие горячие тормозные барабаны девушка-контролер ОТК ставит на микрометр а те, что имеют эллипсность, откладывает в брак и метит кистью, окуная ее в банку с красной краской. Но, вдруг, завыла сирена, красные мигалки заполыхали – встала линия. Наладчика с полчаса искали, по цеховым динамикам даже объявляли, но так и не нашли. Пришлось послать машину за другим наладчиком - домой. И уже после того, как линия, вздохнув воздухом, опять заработала и замигала зеленым, я услышал от кого-то: «Наладчик пьяный, сволочь, за станками спит!» А позже наткнулся в курилке на сморщенного человечка с таким перегарищем!.. Это был он. Он был мне так мерзок, что он это заметил. И, не обращая на меня внимания, заговорил, разминая папиросу. Как будто для себя говорил: -Мне жить чем-то надо? Надо. Вот я линией этой и жил, а потом...— он махнул рукой:— По японской технологии, их таких две линии под нашу программу должно быть: одна работает, другая в резерве, на профилактике. Точнющие!.. Япошки одну никак не продавали. А у нас что придумали – взяли две, одну нам, а вторую в Ижевск - валюту сэкономили. А чтобы она больше продукции выдавала, - самые тонкие балансировки повырубали. И обхождение с ней не дай бог — люди разные, а инструмент один: где чего заело — ломик да кувалда. Поверишь, железо да провода, а мне перед ней стыдно бывает… Под утро, в конце ночной смены, на погрузчике прилетел мастер с сумасшедшими глазами и заорал: «Где барабаны?! Встает конвейер, мать вашу!..» Девушка из ОТК не пыталась ничего сказать, когда он подцепил рогами поддон со штабелями бракованных барабанов и умчал его на сборку. «Так они же красным меченые! – подумал я: - Как же их на машину поставишь?» А потом вспомнил: собранные мосты перед главным конвейером красятся черной краской. *** Сегодня мне впервые доверили сесть за руль «образца»! Так официально называется «перспективный автомобиль», который мы вымучиваем в КБ и экспериментальном цехе уже третий год. Его предшественников сами его создатели между собой называют «ублюдками». Они догнивают на заводской свалке. Выезжаю в город, страшно волнуясь, аж нога на газе дрожит. А вообще, машина солидная, ни на что не похожая, внимание на улицах привлекает – может, зря мы ее так?.. *** Наконец-то! Есть у нас новый автомобиль! А какой перспективный!!. Зовут его - «Максимка». А все началось, говорят, с Косыгина, если кто помнит, то это председатель совета министров СССР, который однажды приехал на завод. Так вот, Косыгин смотрел-смотрел, а потом и говорит: «А чего велосипед изобретать? Возьмите прототипом зарубежный автомобиль, да по нему и сделайте». «А какой вам нравится, Алексей Николаевич?» «Да я не специалист». «Нет, а все-таки, Алексей Николаевич?» «Ну, «Симка» мне нравится, но это вопрос серьезный». Закупили пять штук «Симок», разобрали, отрезали им морды и задницы, приварили свои. Двигатель оставили тот же, уфимский, коробка и полуоси от «Ауди». Получилось то, что назвали «Москвич-2141». А мы тогда, в те годы, когда на улицах его еще не было, звали его «Максимка» - «Москвич» плюс «Симка». *** Почему мы по-настоящему оцениваем людей тогда, когда они умирают? Вот был Валентин Петрович Коломников – не любили его вроде, боялись за крутость, «колымой» прозвали, а АЗЛК расшифровывали как «Артель Замученных Людей имени Коломникова». А умер он, поняли все, но не сразу – потрясающий был мужик. Окошки его кабинета раньше всех зажигались и позже всех гасли. Каждое утро «прорывные» цехи и участки сам обходил, всех мастеров по именам знал, с каждым за руку… Поняли все, но не сразу: только тогда поняли, когда завод загибаться стал. *** Нынешний директор АЗЛК Асатрян на меня и на «Комсомолку», где я теперь работаю, в суд подал. За мою статью: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром «Москвич» французу отдан даром». Я написал, что оборудование разворовывается, что почти построенный на АЗЛК завод двигателей – перспективный, что наши движки были бы не хуже, чем западные, даже лучше, и что для запуска этого завода к уже потраченным 300-400 миллионам долларов надо добавить всего-то 18. Зато у нас будет свой двигатель, да какой!!! Я написал, что если и дальше дело пойдет так же, то через два-три года завод умрет, а славная марка «Москвич» исчезнет. Директора этого завода двигателей, который меня, журналиста, на АЗЛК тайком провел, уволили в день выхода моей статьи. *** А на другой день мне – домой!- позвонил сам Березовский! Мы, вообще-то, знакомы, пару раз я брал у него интервью. Быстрый и вкрадчиво-тихий голос, похвалил мое творчество, статью об АЗЛК и попросил меня «не отказать в интервью Доренко, который у меня в кабинете, он сейчас возьмет трубку и все объяснит». Знакомый до боли густой баритон снисходительно повторил то же самое – нужно интервью для телевидения о судьбе АЗЛК. Я попросил разрешения перезвонить Доренко через час и назначить время. Пока ехал в редакцию, напряженно думал. Да, я слышал, что Борис Абрамович воюет с Лужковым, и вот оно – подтверждение: удар телевидения будет гораздо мощнее, чем газетный. К тому же Борис Абрамович наверняка догадывался, что я знаю больше, чем сказал в статье: сказать все было страшновато, да и доказательств у меня не было, одни свидетели, на которых надежда плоха. А мне это надо? Я только-только вылез из очень крутой бандитской разборки, на «стрелку» меня возили, семью вырезать обещали… А за что? Смешно сказать. Время было такое. Через час я перезвонил Доренко: «Все, что я знаю о «деле АЗЛК», я написал статье и сказать вам более, Сергей, ничего не могу». *** Суд я проиграл. Через полтора года, которые длился процесс. Из девяти обвинений Асатряну, содержащихся в статье, я не сумел доказать два. Пришлось напечатать опровержение. Зато теперь уже я подал на него в суд. За его утверждение в заводской многотиражке о том, что та моя статья «заказная». Пусть доказывает, что я за нее деньги получил. От кого? От своей совести? Завод умирает, а они какие-то дурацкие пробеги придумывают, топорных «князей», убогих «святых» начали выпускать - они что там, все с ума посходили? Асатрян прикрывается Лужковым, как щитом, но трудно поверить, что Юрий Михайлович не видит, не знает, что завод погибает не от неконкурентоспособной продукции, не от убытков, а от элементарного воровства… *** Второй суд выиграл я: доказать, что моя статья «заказная», директору АЗЛК Асатряну не удалось. А АЗЛК уже мертв. Мои прогнозы, к сожалению, оправдались. Виновников нет. Асатрян, говорят, лежит в Кремлевской больнице. Прячется, что ли? Да его и никто не ищет. *** Недавно зашел в заводской музей. Он закрыт. Но совершенно седой Витя Воронов меня узнает, впускает. Обнялись. Я хожу по замерзшим гулким залам с никому не нужной славой, со смешными машинами, в которых история страны, судьбы многих тысяч людей. Стенды с маршрутами местных пробегов-коротышек, потускневшие кубки, сырые знамена… -Вить, а где же мой «Москвич», весь такой заклеенный рекламой – «Раша уан», на котором я Земной шар по сороковой параллели объехал? Разве его в музей не поставили!? -Не было его тут никогда, а что это был за пробег? Я слышал что-то краем глаза, но толком не знаю. Ни фига себе! Вокруг света проехал на «Москвиче», без единой поломки, всю Америку – впервые! - москвичевские колеса потоптали, янки инфаркты хватали оттого, что русские не только водку могут пить и медведиц лапать, но и автомобили делать: «Рашн кар? Рашн кар??!» - все поверить не могли, а музейщики, не кто-нибудь - не знают!? Вот что значит судиться с директором завода. *** 1 апреля 2006 года. А они, оказывается, встречаются! Завода давно уже нет, а они – встречаются!! Нас, оставшихся и сохранивших завод в сердце, десятков шесть. Все мы сидим по периметру школьного зала. Третий тост, стоя и не чокаясь, мы пьем за них. Погибли на испытаниях, на дорогах, тогда, тридцать лет назад: Миша Чепелев, Володя Бахтин, Николай Шевченко, Жора Хачатурян, Толя Деревянко, Отар Гургенидзе... Ушли, умерли за эти годы…… Еще больше список. А потом начальник экспериментального цеха Виктор Николаевич Ермаков – седой, солидный – достает какие-то бумажки, встает: - Друзья! Прошу внимания! Хочу всех вас обрадовать - наконец-то и московское, и федеральное правительства определились с нашим заводом – он будет восстановлен, представляете?! Поздравляю вас всех!! И знаете, какую модель мы будем выпускать?.. За столами легкое оживление – каждый год Виктор Николаевич все это говорит. Потому что встречаемся мы каждый год - первого апреля. И никто не смеется.
Где взять подлокотник не знаю!